"В кровавых степях"

В основе этой повести лежаг факты, имевшие место в 1920 году на юге России

Вечереет. Холодный ветер разгуливает в молчаливой, притаившейея степи.

Старому Рувиму Шору совеем неприятны его объятья. Согнулея на возу, Берте лучше, она сидит спиной к ветру и одета теплее.

Рувим Шор енова думает думу последних дней, месяцев... В еамом деле, почему люди так сильно изменились к худшему? Что он, старый еврей Шор сделал плохое в местечке и им, этим военным, которые уже не-далеко в лесах? Он - бедный портной и вее... Но почему его хотят убить, как убили недавно его брата в десяти верстах от местечка? Пошли хлопцы в лес, взяли винтовки. Работать не хотят, никакую власть не признают, слушать никого не хотят и собираются убить веех евреев в местечке, если не получат много денег... Но где же их должен взять Рувим Шор, эти самые большие деньги? Спросили они его об этом? Шор - старый портной и должен дать большие деньги этим военным, которые сидят в лесах... А еели их нет у него? Честное елово - нет! Но военные ведь не поверят и убьют его, Берту и оскорбят единственную дочь, Розу... О, да! Они все это могут сделать... Ни за что погиб его брат, ни за что... Были - люди, как люди. Потом испортились что ли... Дай деньги, хотя их нет совсем... Ведный Рувим Шор! Вот как твоя судьба смеетея над тобой! Бросай все и беги с Бертой и дочерью в город... А как там проживешь? И разве эти военные не могут прийти туда?

- Ба-х! Ба-х!, - Вдруг где-то влево послышались выстрелы.

- Тра-та-та! - заетрочил неугомонный пулемет. Рувим Шор перестал думать. Пригнул голову. Берта что-то шепчет. Крестьянин извозчик подсовывает шапку с глаз, - большая очень. Прислушивается.

- Далеко где-то... - епокойно пробормотал к Розе. - Не привыкать ведь...

Роза оборачивается к старикам:

- Чего вы волнуетесь? Это далеко. Вскоре будем в городе...

Мысли Розы кружились также вокруг вопроса, - почему они должны бежать? Почему их судьба и всего еврейского населения так капризна? Почему их ненавидят эти банды в лесах? Или это - безсознательная, звериная жажда крови, удовлетворяемая на евреях меетечек и сел Украины?

Что она будет делать в городе? Как проживет ео стариками?

- Ву-у... Ву-у... - крылатый ветер. Пронзает холодом. Пулеметные выстрелы умолкают. Красное зарево на горизонте разрисовало мрачное небо.

- Кажется, Бондаривку подожгли... - тихо сказал извозчик. Торопит лошадку.

Ветер молчит. Степь пугается кроваваго зарева вдали.

* * *

Уже нееколько дней семья Шоров находитея в небольшом городке. Все же, здесь безопаснее. Говорят, в их меетечке были бандиты, обобрали крестьян, кого-то убили.

У Розы во дворе оказалась знакомая девушка, учились вместе. Веселая, серьезная Дора. Она не еврейка, но у нея доброе сердце. Обещает для Розы подыскать работу и много говорит ей о Боге, об истинно человеческой жизни, которая придет на землю тогда, когда люди вполне будут руководиться великим учением Христа, учением любви.

Роза шьет простенькую блузу для продажи. Мать на базаре. Старый отец тоже что-то шьет. Авось, будет маленький заработок.

- Папа, кто был, по твоему, Христос? - Не отрываясь от работы, спрашивает Роза. Ожидает.

Рувим Шор поправляет очки, оборачивается к дочери:

- Христос? Почему оно тебе нужно?

- Нужно...

- Такой, вероятно, как все христиане... Которые твоего дядю, Самуила Шора, убили - тоже Ему веруют!

- Эти не веруют... эти - дикари... Нет, учение Христа не такое, оно прекрасно... Еели бы люди жили так, как Он учил, нам не пришлось бы бежать из родного местечка... Дора Жихарева прекрасно говорят об идеальной жизни...

Продолжает шить.

- Это да, евангелисты не такие... Эти хорошие, но их мало.

- Папа, а что если бы Роза вдруг стала евангелисткой? - улыбнулась.

Старик вопрошающе посмотрел на дочь. Покачал головой.

- Ой-ой! Какой ты у меня ребенок. Уже и в евангелистки... Еврейский Бог самый правильный. Иди лучше в синагогу. А об этом не говори матери. Она цепко держится за наш закон. Будет сердиться.

Роза задумчиво смотрит в окно. Да. Беседы Доры, дейетвительно, оставили след на ее душе. Она посетила баптистское собрание. и ей не забываются призывы простых проповедников к человечеекой жизни, к любви, ко Хриету. Сколько крови пролилось за последние годы, сколько страданий люди приносят друг другу! Спрашивается, зачем? Человечество должно жить иначе, более человечно. Пути к этому - у Христа. Но - ведь она иудейка... Она должна быть ярым врагом Христа... Так учит Талмуд, мать... Быть врагом. Но можно ли враждовать против прекрасного, истинного? У Христа нет ничего плохого, Его врагом быть глупо. Она, Роза, не может быть равнодушной к этому учению... Оно проповедует идеи, в которых человечество очень нуждается...

Рувим Шор молчаливо чинит поддевку. Забыл ли о вопросе дочери, или у него нет желания спорить с нею.

Роза продолжает смотреть куда-то вдаль... Плавают там серые, осенние тучи. Не такова ли ее собствен-ная жизнь, - угрюмая, серая, как вон те далекие тучи?

В коридоре послышались медленные шаги. Возвращается с базара мать.

* * *

Город взволновали тревожные слухи, - отряд "лесовиков* уже появлялся на городских окраинах. На улицах жуткая тишина.

Поздний вечер.

Роза в комнате Доры. Работают и говорят... Старики Шор также в квартире Жихаревых. Так поступили многие еврейские семьи, имеющие хороших знакомых из христиан. На случай нападения, - больше надежды на спасение. Хотя говорят, этот отряд никого не убивает, только грабит, но кто знает?

Сегодня Роза первая начала разговор о Христе. Да этот вопрос не на шутку занимает ее. В самом деле, что если тогдашнее руководящее еврейское общество совершило роковую ошибку, осудив Христа на распятие? И можно ли в этом сомневаться? Ведь ошибка определенная в казни Учителя Любви. Это жестоко... А если, кроме этого, Он - Мессия? Надежда рассеянного Израиля, Спаситель... И Его, свою Надежду, фанатичный народ распял? -

Розу интересуют доводы, которые доказали бы, что Иисус, действительно, Христос, Которого и теперь верующая часть евреев ожидает. Пусть убедит ее Дора в этом сильнее... Ее иногда волнуют сомнения. Как это могло быть, чтобы народ не узнал своего вождя, Спасителя, обещанного Богом?

Дора по мере своих знаний рассказывает подруге, что ряд пророчеств в Библии подтверждает это. Безусловно, было бы непонятно, еели бы пророки Божии за 600 лет и более не сказали об этой трагедии. Довольно взять 53 г. пр. Исаии. Какая правда о Голгофе и Христе страдающем передается там!

Читает, как Он был умален, презираем, без вида, и величия, как отворачивалиеь от Него... Как Он был поражаем, изъязвлен за грехи человечества... Как страдал добровольно, подобно овце, был веден на заклание. Как не стало Его... Ему назначили гроб со злодеями, но Он погребен у богатаго, за преступников сделался ходатаем.. Живой Христос...

Слова вдохновенной Библии, неизвестной Розе, освещают мрак неведения. Она смотрит удивленными глазами на собеседницу.

- Неужели это было сказано до Иисуса? - не верится ей.

- Роза, какая ты странная, спроси раввина, отца, когда жил пр. Исаия. Конечно, до Христа. Кажется, ранее, чем за 600 л. И, главное, как все удивительно исполнилось. Как будто он был в Иерусалиме при распятии Иисуса, Воскресении. Все это и меня больше убеждает в истинности Библии, в вере во Христа. Он умер и за нас, за меня, за тебя...

Каждый человек должен этот вопрос обдумать. Как мы относимся к Нему, добровольно умершему ради нашего спасения? Ееть два выхода, -. остатьея неблагодарным, равнодушным, врагом... Или навсегда сделаться Его Другом, Его учеником, жить для Него, нести в мрачный, гниющий мир свет Евангелия, любви...

Роза, мы пришли сегодня к главному пункту наших бесед, - как ты отнесешься к Нему? Мне кажется, наша встреча не случайна, не напрасна. Я знаю, что тебя эти вопросы волнуют... Разреши их, как я... Здесь нет ошибки. Роковую ошибку сделали евреи почти 2000 лет тому назад. Не повторяй ее снова. -

Роза мгновение молчит. Потом говорит:

- Да, с тобой сыорить трудно...

* * *

- Роза, тебе сказала старая мать... Да! Твоя родная мать, Берта Шор, она не любит шутки, нет! Сказала и все. Не смей! Выгоню и прокляну. Изменниц еврейскому закону мне не нужно... Знай, должна быть в вере еврейской... Не позорь старую мать! Христос... Христос... Что за глупости выдумала? - готовит обед и сердится Берта Шор.

Роза шьет. Она чувствует, что начались неизбежные, серьезные неприятности и угрозы со стороны матери. Отцу все равно. Кроме того, он очень уважает Жихаревых. Как он выражаетея, сам не намеревается переменить веру, но Роза пусть поступает, как хочет, не маленькая ведь...

Роза больше молчит, потому что мать не хочет ничего слышать, затыкает уши и еще сильнее сердится, кричит. Но Роза. не шутя, посещает собрания, она не думает изменить свое решение. Она убедилась, что во Христе - истина, что Он был, что в Его распятии величайшая драма Израиля.

Вот найти бы ей службу, чтобы так много не сидеть дома, меньше бы мать волновалась и нападала на нее. Или - еще немного укрепиться в вере и вместе с Дорой поступить в Палаточную Миесию. Какая прекрасная работа! Это верно, если любишь людей, если избрала Хриета целью своей жизни, то нужно на практике посвятить Ему молодость, силы...

- Ни одной еврейской семьи не знаю, чтобы дочь пошла к гоям [нововерцам], чтобы нарушила закон... Не слушала мать... Не знаю. Одна бедная Берта Шор должна на старости лет иметь такое горе, должна плакать днем и ночью... Слышишь, Роаа? Не смей! Не смей, говорю! - стучит о кастрюлю ножом.

- Мама, ну успокойся... Христос не такой, как ты думаешь... Не суди по тем, кто только носят Ёго имя, но не поступают по учению Его. -

- Молчи! Не смей! Мать запретила! Берта Шор запретила дочери! Не позорь! А то у меня разорвется сердце, и прокляну тебя. Несчастье накличу на тебя и на твоих детей...

- Мама, что с тобой? Успокойся, довольно... - подходит к матери.

- Не подходи, нечистая! Продажная ты, не дочь моя!...

- Ты ругаешь, а кто нас прятал, когда бандиты нападали на город? -

- Не нужно мне, чтобы прятали, на улицу пойду пусть лучше бандиты убьют... Пусть! Берте Шор опротивела жизнь... А-а - заплакала. Опустилась на стул.

- Мамочка, что я сделаю? Это ведь не плохо... Это хорошая жизнь... У Христа правда... Он Мессия...

- Правда? А еврейский Бог - ложь? У гоев правда? - Вскочила со стула мать. В глазах безумие.

- Проклята ты! Проклята! Слышишь? Проклинаю мою дочь и потомство ее! Да, Берта Шор проклинает. Иди, иди с моих глаз! Нет у меня дочери, нет Розочки моей... Сирота я... А-а... - плачет, как дитя.

Роза вздрагивает, склонившись на стол. Мать и дочь плачут, - каждая о своем горе...

* * *

Тихо плещетея река о крутой берег. Играет с вечерними тенями. Мрачные деревья городского сада вздрагивают.

Роза стоит на высоком берегу. Прислонилась к стволу тополя. Внизу спокойное течение реки. Нет бури, нет шума, волн. Здесь, наверху холодный ветер. Увядшая природа.

Розе подумалось, - не лучше ли оказаться там, где нет борьбы, шума, етраданий? В потустороннем мире? Что? Вот так, как воды равнодушной реки... На ее глубине? Зачем жить, если самые близкие делаются врагами, ненавидят? Для матери смерть дочери будет легче, чъм ее христианство... Вообще, что такое жизнь? Не есть ее круговорот, идеи, борьба, страдания. - насмешка слепого рока? Человек... Кто он? Может быть, в самом деле, - он более смелое и предприимчивое животное. Что? Стоит ли жить? Да, ей, Розе Шор, проклятой, не поннмающей ее исканий правды, смысла жизни... А что такое правда? Для матери она - проклятие любимой дочери...

Как хорошо вдали от людей, когда их нет, не слышно. Навсегда нет. Тихие воды реки - вздрогнут. Только один раз... И Розы Шор - не станет... Зачем ей жить, волновать мать, отца? Один решительный шаг и - все... Ну? Страшно?

Вдруг она елышит вблизи глухой стон. Напряжение ее мыслей слабеет. Что такое? Идет. Стон слышится яснее. Векоре она увидела в полутемноте лежащаго мужчину. Без сапог, с разбитым лицом. Ей страшно. Она убежала бы. Ведь она здесь одна. Потом овладевает собой, - что он может ей сделать?

Слабым голосом мужчина заговорил:

- Голубушка... холодно...

- Кто вы? Что с вами?

- Сапоги... забрали...

Она стоит перед испившимся мужчиной средних лет, ограбленным его же товарищами.

Вблизи показался мужчина. Позвала. Был один выход - известить городового. Мужчина взял на себя эту услугу. Роза стоит. Краска стыда перед самой собой залила ее лицо.

- Роза, что ты подумала недавно! Какая ты эгоистка! А жизнь для других? Для спасения таких, как этот, низко падших? А любовь. смягчающая сердца, черствые, как камень, любовь Христова? Неужели от страданий нужно бежать, а не побеждать их?

Что бы о тебе подумала Дора? Что? А может быть мать смягчится... Ведь она - мать...

Роза идет из мрачного, увядшего сада. Ей холодно. Улыбнулась. Как изменчиво человеческое сердце, и какая крылатая капризная мысль!

Нет, нет! Она, Роза, не уйдет от жизни по своей гордой воле. Она будет еще бороться за истину. Мир нуждается в любящих сердцах, нужно лечить его раны. Сказать ли об этом Доре? Нет не нужяо, она еще плохо о ней подумает.

* * *

- Роза, жизнь - школа. Наши переживания - уроки на будущее. Ты очень впечатлительная. Так нельзя. А сомнения, их яд знаком и мне. Кто этого не иепытал? Честно верующий в Христа должен перенести искушения, чтобы из борьбы выйти более сильным, уверенным. Я понимаю тебя, нелегко быть непонятой, обиженной родной матерью... Роза, не плачь... Зачем? - то говорила Дора.

- Тяжело на душе...

Дора продолжает ласково утешать подругу. Успокаивает ее. Сегодня у Розы с матерью получились новые неприятности. Лучше сказать, мать снова нервничала, кричала и бросила в нее книгой.

В окна комнаты смотрит вечер. На дворе холодный ветер. Но в комнате тихо. Уютно. Роза уже улыбается. Что? Ничего. Это она так еебе. Нет, она не впадает в отчаяние. Она знает, что крест Христа нелегок, этот путь - узок. Но она пойдет им, потому что иначе не может, потому что он верный. Она благодарна подруге за утешение, за участие. А мать, даст Бог, успокоится. Временами она злая. Не веегда.

Дора имеет одно хорошее письмо от Руфи Реймер, теперь она трудится с братом в Палаточной Миссии. Конечно, Роза хочет выслушать. Роза улыбаетея. Безусловно, с удовольствием. Еще и спрашивает...

Читают.

"Моя беленькая, маленькая Дора!

(Ты не смейся, она веегда с такими причудами). Надеюеь, ты такая и теперь? Ведь мы не виделись более полугода. Пользуюсь случаем, - в город едет один из братьев нашей колонии, я делаю его "почтовым чиновником" и передаю тебе письмо. Думаю, ты с удовольствием его примешь? Или нет? Вот бы мне увидеть выражение твоего лица в этот момент... Не писала бы, если оно будет строгое, грустное. Или нет? Расплывется в улыбку? Ну хорошо. Начинаю...

- Как хорошо она пишет... - ветавляет Роза.

- Да, она всегда так...

Но с чего начать? Люди обычно торопятся разсказать о себе, это как-то непроизвольно выходит. Однако, я беру еебя на этот раз в руки, начинаю с тебя... Смеешься, вероятно? Постой. Чтобы ты обо веем передала с этим братом, - как живешь, целы ли вы все? Как дела в собраниях? Есть ли интерес к Евангелию в народе? Не голодаете ли и прочее такое. Ожидаю от тебя очень большое письмо. Бумаги где-нибудь раздобудь...

Немного о нас. Милостью Божьей - живы и невредимы. Понемногу работаем. Наша Палаточная Миссия увеличиилась на одного миссионера Ивченко. Хороший молодой проповедник и друг людей. Посещаем села и немецкие колонии. Проповедуем Христа украинцам, русским, немцам и всем... Работаем благословенно также среди детей. Посещаем больных. Устаем. Работы так много, и много работы в служении во имя Хрчста.

Когда же Дора Жихарева приедет к нам на помощь? Боится? Ничего. До сих пор Господь хранит, и смерть за Него не страшна. Бывают случаи, - в одном конце села имеем евангелизационное собрание, а в другом - стрельба. Пожар. Здесь стоят Махновцы, Кулишевцы, много всяких.

Хлеб имели до последнего времени. Еще и вам, горожанам, наша община немного послала. Дорочка, молись о нас! Трудно бывает иногда. Черной тучей приходят тяжести и искушения. Но мы - Христовы. Труд для Него велик. Борьба не напрасна. Пиши, приезжай погостить.

Твоя Руфь".

Девушки смотрят друг на друга. В глазах Доры вопрос:

- Что, какова Руфь?

- Мы должны туда поехать. Непременно, - тихо и решительно говорит Роза.

Дора сует пиеьмо в конверт, о чем-то думает...

- А ты не боишься? - Улыбнулась.

- Я хотя еврейка, но, кажется, смелее тебя, - также шутя отвечает Роза.

Поздний вечер принес сон в еоседнюю комнату и во многие дома города, а молодые подруги, увлекаемые вдохновенными мечтами, не спят. Заговорились.

* * *

Осыпается белый-белый цвет вишень и яблонь. Устилает землю виссонными скатертями. Это не цвет, - мягкий снег...

По дороге скользят в степи одинокие санки. Лошадка охотно бежит. Извозчик и две женские фигуры в санях. Разговор их оборвался. Каждая тянет нить своих дум, воспоминаний, надежд.

Да. Это они, - Роза Шор и Дора Жихарева... Мечты молодоети - делаются реальностью. Они оправдывают это смелое выражение.

Роза чувствует себя хорошо. Будущее ее совеем не пугает, наоборот, - интересует, а дома - укоры матери, нервность... Впреди - полезный труд, служение ближним, исполнение повелений Учителя. Она молода и одинока. Почему не отдать лучшие дни на служение Христу, на проповедь великих идеалов любви. Мать не горевала, не плакала, как мать ее подруги. Может, спрятала материнские чуветва.

Образ спокойного отца появляется в ее воображении. Розе его жаль. Он так крепко обнял ее при прощании. Шептал какие-то благословения... Он добрый старик.

Дора не хочет ни о чем думать. Отвлекается падающим снегом и мыслью, - как далеко они от ближайшей деревни. Она устала от дум и печали матери. Утешала ее, что приедет вскоре, погостит только у Реймер. Это мало помогало. У нее такая любящая мать, полная противоположность Берте Шор. В самом деле, что если там будет плохо, опасно? Что? Ну, что ж, возвратится домой... Ведь это не так далеко.

Едут.

Снег немного утихает. Вдали неясные силуэты деревьев.

- Роза, посмотри, впереди, не всадник ли на лошади? - и Дора вематривается.

Роза обрывает начатую мысль. Смотрит. Да. Что-то подозрительное. Во всяком случае, - не дерево. Через короткое время убеждаются в безошибочности предположений. Действительно, на ветречу им едет всадник. За спиной винтовка.

Девушками овладевает волнение. Верующий брат-извозчик чувствует их беспокойетво. Оборачивается:

- Не бойтесь... Они везде... Не тронет. Встретились.

- Откуда? Кто будете? - заговорил военный по-украински.

- Да свои... В Зеленый Луг едем... Мы верующие... объяеняется брат.

- А, евангелисты... В городе спокойно? Да? Хорошо, можете ехать.

Точно камень овалился с груди Доры, она особенно испугалась.

- Этот добрый какой-то... - проговорила, овладевая собой.

Роза улыбается. Ох, какая же боязливая ее подруга. А еще спрашивала ее, Розу - не боится ли она.

Думы. Отрывки разговоров. Поле в праздничном белом покрове.

А пушистый белый-белый цвет вишень и яблонь падает, падает...

Началась богатая снегом зима.

* * *

Девушки в гостеприимной семье Реймер чувствуют себя хорошо. Исчезли волнения, страхи. Помогают в Палаточной Миссии, устраивая воскресные школы для детей. Оне полюбили эту плодотворную работу, своих маленьких друзей, в ближайших селах и хуторах. Они не могут выступать в собраниях с проповедями, как их талантливая подруга Руфь, но то, что им поручено, - их вполне удовлетворяет. Сеять добрые семена истины в детских сердцах - возвышенный труд.

И не так страшно, как думалось. Военные отряды стоят где-то дальше. А некоторые солдаты, расположившиеся в Зеленом Лугу, даже внимательно слушают весть о Христе.

Сколько удовольствия в миссионерских поездках, хотя и затруднительных иногда! Как приятно сознавать, что их общий труд приносит людям пользу. Многие уже исповедуют живую веру во Христа, стали лучшими, добрыми людьми.

Вот и завтра они должны будут отправиться в колонию Берг, верстах в пятнадцати от Зеленаго Луга.

Поедут шесть человек: Рудольф, брат Руфи, Ивченко, Грач и они - три женщины.

Около десяти человек собралиеь в доме Рудольфа. Сегодия библейский час членов Палаточной Миссии.

На дворе мохнатый вечер, все рассыпает снег.

Роза задумалась над смыслом слов, - любовь все переносит... Все покрывает.

Что-то говорит брат Ивченко. Она прослушала. Подняла взгляд на него, встретила знакомые глаза, в которых так много детской простоты и серьезности. Вот она находит себя, отверженную, гонимую, но не имеющую злобы, ненавнсти к родной матери, кроме желания ей добра, духовного просвещения.

Вопросы. Обсуждения.

Обстоятельно говорит Рудольф Реймер. После него - любимый вееми, их "отец", уже седой проповедник Грач.

Ивченко незаметно для самого себя долго посмотрел, как Роза осторожно подчеркивает в Библии какой-то стих.

Пряди ее черных волое собираются нависнуть перед глазами. Не отрываясь от чтения, она их поправляет.

Еще раз подумал, - какая искренняя девушка! Как это хорошо, что она любит Христа...

* * *

Когда участники Миссионерского отряда въехали в большое село Берг, то сразу заметили, что его заняли новые партизанские войска.

Вскоре около дома, с зелеными воротами, их остановил патруль, низенький паренек в большой шапке, с посиневшим, измятым ляцом.

- Стой! Кто едет? Покажь документы...

- Мы здепшие, из Зеленаго Луга... Евангельские мнссионеры... - отвечает Рудольф.

- А чиво сюда тащитесь? Разведку делаете против армии Махно? За мной! В штабе разберутся...

Все послушно идут во двор. Рудольф, волнуяеь, улыбается.

Ивченко пробует убедить патруль, что Палаточная Миссия - религиозная организация, что они здесь часто бывают и т. д.

В просторной крестьянской хате за столом сидят трое мужчин. Завтракают. На столе бутылки и закуска, Пахнет самогоном.

- Это какиесь проповедники. Посмотрите... - отрапортовал патруль и вьишел.

Старший, безобразно обросший, вопросительно поднял раекрасневшиеся глаза.

- Мы еовершеняо безопасные люди, проповедуем Евангелие... Нас пригласили здешвие друзья устроить рслигиозные собрания. Вот, документы... - спокойно говорит Рудольф.

Все трое смотрят документы.

- А вы за кого стоите? За буржуев? Вы знаете, кто такие Махновцы? - сердится старший.

- Мы не вмешиваемся в политику, мы друзья всех несчастных, ищущих Бога... Мы не враги народа... Путем проповеди Евангелия, мы стремимся сделать людей лучшими, добрыми. Вероятно, вы слышали об евангелистах? - говорит Рудольф.

- Да. Мы многое слышали... - старший хитро улыбаетея...

-- А это что за женщины? Тоже проповедницы? - Молодой наливает рюмку.

- Да, проповедницы... - строго отвечает Руфь. Что-то шепчет Рудольфу.

- Так вы нам разрешите ехать... А то лошадь... вмешивается в разговор Ивченко.

- Отдохните, чего спешить? - Та же хитрая улыбка на лице старшего. О чем-то тихо говорит ему молодой.

- А кто это по нас стрелял в... как его... в Гроссном? А? Какие вы все добрые здееь... А там ваши же уложили наших десятка два... Да... Ну, что скажете об этом?

Крутит усы.

- Во-первых, мы не допускаем и мысли, чтобы это делали наши, искренно верующие люди. В наших домах даже нет оружия. А во-вторых, мы отвечаем только за себя. Мы этого не делали и не сделаем. Обыщите нас... - волнуется Рудольф.

- Мы просим отпустить нас, мы опоздаем на еобрание. Нас ожидают... -

Шепчутся.

Старший: - Все вы считаетесь арестованными. Между вами ееть и евреи? Одна только? Хорошо... В сопровождении моего адъютанта можете отправиться в собрание и проповедывать, что хотите. А потом увидимся. Мы доложим о вас выше. Можете ехать...

Мгновение... в хате жуткая тишина.

- За что вы нас арестовываете? Мы не заслужили этого... - вспыхивает Ивченко.

- Молчать! - грозно рявкнул зверообразный начальник "штаба".

Выходят...

* * *

В большой комнате, в другой соседней и в сенях битком набилось слушателей, - местных жителей и солдат. Весть об аресте миссионеров разнеслась по всему поселку. Интересно, как они теперь будут проповедовать?

Но проповедники сохраняют полное спокойетвие, как будто ничего не случилось, как-будто сидящий рядом с ними суровый военный - только простой посетитель собрания. На лице Ивченки иногда появляетея улыбка. Как будто: - Ничего... Пуетяки... Успокоятся.

Женщины Миссии в это время устроили собрание для детей в соседнем доме. Там такая же давка.

Тихо, спокойно говорил Грач, но тревожил сердца слушателей вечной правдой Евангелия. Только в Нем, только в Хриоте, успокоение человеческого духа, конец исканияи.

Пламенная, возбуждающая речь Ивченко заставила солдат, иногда улыбавшихся и перешептывавшихся, серьезно слушать...

Адъютант что-то записывает.

Поют: - Жизнь лишь одна дана нам в этом мире.. . Как не отдать все дни мои Христу...

Проповедывает Рудольф Реймер.

У него нет нервности в движениях, нет трескучиг слов. Говорит спокойно, обдуманно. Незаметно овладевает вниманием, достигает сердец. Слушатели увлечены. Они мыслями идут за ним. А он открывает причины человеческих страданий, открывает зияющие раны греха, указывает на любящего Врача больных сердец. Указывает на Голгофу.

- Друзья мои! Проходят века. Волновалось и волнуетея житейское море. Барахтается в страданиях человек. Приносит это страдания другим. Бродит в густом мраке греха и неведения. Душа кричит: - Где выход? Кто поможет?

Слышишь, усталый друг? Слышишь, желающий найти мир души, - понести его другим? Есть путь! Ееть этот выход! Он - Христос спасающий! Христос, обновляющий человеческое сердце, открывший миру путь правды, любви.

Знаю, многие в этом собрании не довольны своей жизнью... В ней не только нет радости, но она горькая, тяжелая...

Друзья! Примите всем еердцем Христа, дающаго радость жизни, дающего силы побеждать страдания, грехи... Примите новую жизнь от Него! Он зовет вас к Себе...

- Довольно! Не мучьте меня! - Неожиданно вскрикивает суровый адъютант, ударив кулаком по столу.

Испуг электрическим током пробегает по присутствующим.

Однако, Реймер продолжает говорить.

Поют гимн, - взгляни на Голгофу...

Адъютант склонил голову на руки. Нервно кусает губы.

Пение окончилось.

- Миссионеры! Немедленно идите за мной! - приказывает штабной повелительно.

Ивченко, складывая свои книги, бодрым голосом обращается к слушателям:

- Дорогие друзья и нас не пояяли, не поняли истину жизни... Так когда-то отвергли Христа. Его слова не давали покоя грешникам. Верующие, молитесь о нас...

- Боже, что это?! - истерически вскрикивает одна из мествых сестер. В доме замешательство.

Верующие склоняются на колени и горячо молятся.

Военный вышел. Через нееколько минут в его сопровождении проповедники Реймер, Грач и Ивченко идут в штаб. Сестры уже там.

* * *

На западе красное зарево. Солнце багровое. Хочет взглянуть еще раз на Берг и спрятаться.

Миссионеры в штабе. На лицах бледная усталость и у некоторых тревога. Женщины, сидят на скамье около печки. Ивченко ходит по комнате. Грач читает Библию. Реймер пишет.

Жутко тихо.

Стерегущий их солдат молчит. Получил приказ от начальника не вступать в беседу. Хотя все же не выдержал. Поинтересовался, почему их арестовали. Получил ответ, сдвинул плечами и снова молчит.

Руфь пробует отвлекать подруг от задумчивости рассказом о подобном приключении в другой колонии. Все окончилось благополучно.

Роза дома. Перед нею мать, отец... больше не увижу их...

Дора взволнованно ожидает возвращения начальников и почти ни о чем до конца не может думать. Ей хочется куда-нибудь спрятатьея одной и там в молитве обо всем рассказать Богу. О, как ей на душе тяжело. Мрачные предчувствия сжимают еердце. Как все неожиданно и несправедливо случилоеь! Но неужели их будут долго держать...

Заговорил Ивченко:

- Друзья! Я хотел бы ошибиться, но мне кажется, что нас ожидают незаслуженные большие неприятности... Однако, не будем отчаиваться! Если бы и пришлось пострадать, - то за великое дело... Мы не первые и не последние, Христос был первым... - продолжает ходить по комнате.

Рудольф обернулся. Посмотрел на него глубокими глазами, - в них нет тревоги, но какая-то, озаряющая лицо, мысль.

Снова пишет.

Вдруг, около двора послышался шум. Человек двадцать вооруженных партизан подъехали на лошадях. Въехали во двор.

В комнату вскакивает главный из них и еще двое. Сует часовому бумажку, скороговоркой почти кричит:

- Приказ! Этих в расход...

- Выходи! - пронзительно кричит к миссионерам. Все поелушно выходят.

Ввели их в большой сарай. Тихо заговорил Рудольф:

- Милые друзья! Последуем примеру перваго христианскаго мученика... Помолимся Богу истины... Не обижайтееь на меня. Я был старшим между вамя. Но я не виновен... Не пойму, почему, но нам нужно пострадать. Мы в руках людей, которым человеческая жизнь не дорога, которые не понимают любви... Мы были верными Христу... Благодарю за дружбу, за помощь... Мы увидимся в вечности. Господь с нами... Утешит у Себя. До свидания, мои близкие...

Рыдания и горячие молитвы обогревают холодный воздух в сарае...

Роза склонилась над Библией. Руфь, стоя на коленях, держит Евангелие в руках. Ея глаза подняты к небу, падают янтарные слезы. Глаза светятся неземным миром, побеждающим смерть.

Рядом с Розой на коленях Ивченко. Он положил свою руку на ее голову, точно благословляет меньную сестру на великий подвиг...

Солдаты смутилиеь. Некоторые потрясены. Но "приказ" парализует чувства человечности. Старший выкрикивает команду - стрелять.

Расстроенный залп. Бще.

Кто-то вскрикнул.

Третий залп.

В сарае тихо. Умолкли ревностные свидетели Христовы.

Небо на западе красное-красное... Солнце спряталось. Улица притаилась. Эхо безумных выстрелов ветер разнес далеко вокруг, по встревоженным, обагренным кровью степям Украины.